четверг, 5 июня 2014 г.

Dancing Rashid Ahmedov Karacev. Film 2





Новым значительным завоеванием
режиссера и танцовщика стал балет «Дон Кихот» (1994) на музыку одноименных
симфонических гравюр Кара Караева, приуроченный к десятилетию «Камерного балета
Баку». Этому событию были посвящены телевизионные передачи и выпущен
фильм-балет, а также несколько рецензий.


Спектакль ставился одновременно в
двух помещениях – массовые эпизоды с учащимися хореографического училища в Доме
офицеров им. А. Асланова, а сольные сцены с артистами балета – в Оперной
студии. 


Постановка с самого начала захватывает
графической вычурностью хореографического языка, игрой пластической светотени,
эмоционально захватывающим передвижением актеров по планшету сцены. Да и сами
подмостки превращаются в арену страстного единоборства героя со всем миром. По
этой логике все мнимые «странствия» являются продолжением этого ристалища,
рыцарского вызова к барьеру самой судьбы.


             


«Лики дриад».


Под тихую, лирически пронзительную
медитацию струнных и деревянных духовых на фоне одноцветного красного задника
предстает понурый Странник в темном облачении, обогащенном широким красным
шарфом и обширным черным плащом. Он окружен тремя замеревшими фигурами солисток
в индивидуальных одеяниях. Герой мечется между застывшими «контурами» дриад,
которые постепенно, не сходя с мест, обретают некоторое движение, а затем он
активно обживает сценическое пространство в романтически взвинченном танце
поиска идеала. В полувысохших деревьях-коряках ему чудятся затаившиеся
прекрасные девушки. И тогда протагонист на миг обращается к каждой из них, но не
получает ответного импульса; напрасно погонявшись за ускользающими ликами теней,
путник в изнеможении опускается на землю в плотном кольце «терцета» действующих
лиц, протягивает руки перед собой.


«Видения. Фантазии».


На негромкие, вяло пульсирующие
такты вступительного раздела с обеих сторон стекаются две линии грациозных
созданий в черно-красных нарядах и тех же тонов перчатках и масках, которые в
разгоряченном сознании Странника сплетаются в хитроумные узоры, дразня и маня его. 


На маршеобразную, волнующе
притягательную «тему странствий» одна из сонма видений – проворная, ловкая
Панса – особенно привлекла внимание Дон Кихота, и он устремляется за ней,
стараясь поймать мечту. Но тщетно, – призраки рассеиваются, как утренний туман.


«Трактирщица Китерия».


Смена декорации рисует
горно-проселочный ландшафт, где на энергичную мелодию с солирующей трубой
выходит три «дриады» с веерами и, оживленно обмахиваясь, прихорашиваются,
приветствуют друг друга. Но тут, подобно вихрю, в развевающихся черно-красных
одеждах  выбегает Странник, который
настойчиво и едва ли не насильно старается обратить на себя внимание молодых
особ. Незадачливый путник, источающий направо и налево нелепые комплименты,
вдруг воображает, что лукавые насмешницы оборачиваются мельничными жерновами.
Сражённый сложенными веерами, недобро направленными на него, подобно шпагам, он
в ужасе падает, а сзади над ним вырастает невесть откуда взявшийся Рыцарь луны
во всем белом – легком костюме и струящемся плаще.


«Бред».


На вторичное проведение темы странствий
возникает ансамбль видений, образующий куполообразный полукруг корриды.
Обезумевшему от страха мечтателю представляется, что его вновь преследует
Рыцарь луны, от которого его защищает преданная подруга – Панса. Но неутомимый
мститель пронзает Дон Кихота своим невидимым оружием. Герой падает, а все
персонажи, подобно миражу, мгновенно испаряются.


«Дульсинея Тобосская».


Странник в бреду накануне
увиденную трактирщицу мнит преображённой в загадочную даму. Она, одетая в
бледно-лиловую юбку и черню блузу с блестками и черную мантилью, отрешенно,
бесстрастно обращается к своему «возлюбленному», ласкает его, врачует его раны.
На эту лучезарно пленительную тему «Альдонсы» солисты исполняют возвышенный,
трепетный по тону пластический дуэт обманчивой взаимности, призрачного счастья.
Но, увы, видение рассеивается, и любимое лицо тает в сумерках.


«Мечтания».


Его болезненное сознание опять
бередят соблазнительные видения юных дев, многообещающе манящие его за собой,
внушающие ему робкую надежду на возможную ответную страсть.


На покоряющую, широкого дыхания,
плавную тему появляется преображенная его спутница – Панса в розовых
укороченных тюниках, которая становится новой надеждой безумца. Но туман вновь
застилает помутившийся ум мечтателя.


«Королева».


Происходит смена художественного
оформления сцены, представляющего благоухающий сад в обрамлении изящных колонн
с арками. Сюда, в королевский цветник, переносит воображение Странника, где
фрейлины чинно кружат в стилизованном менуэте под экспрессивно-грузноватую музыку
струнных инструментов. Хозяйка замка в желто-черном одеянии церемонно
выстраивает причудливые конфигурации своего парадного танца, решенного в модусе
обогащенной модерном классики.


Под конец эпизода появляется
ослеплённый роскошью странствующий рыцарь, забывший о всяких правилах этикета и
осмелившийся пригласить на танец саму королеву. Глупец изгоняется из помпезного
дворца.


«Кавалькада образов».


В смятении путник зрит цыганку, которая предсказывает ему
скорую гибель. И тут внезапно в горячечном возбуждении фантазера представляется
калейдоскоп образов: Рыцарь луны, Панса и видения-фурии преследуют и терзают
его. Колоссальное напряжение «погони», знаменующей собой кульминацию спектакля,
передано полным составом действующих лиц. Нарочито ковыляя, как в кошмарном
сне, Дон Кихот постоянно сталкивается с Пансой, и в порыве отчаяния пытается прорваться
сквозь галопирующую массу кордебалета. Заметавшись, словно пойманная в силок
птица, он, наконец, замирает спиной в зал, имитируя правой рукой смертельный удар
в спину от шпаги Рыцаря луны



«Смерть» Странника».


Монохромный  пепельно-серый фон ассоциируется с
предутренним туманом. Здесь агонизирующий герой, цепляясь за жизнь, пытливо и с
безумной надеждой вглядывается в лица дриад. Но нигде он не находит опоры.
Томительно-скорбная мелодия струнных инструментов отсылает к начальной
композиции, в которой квартет корифеев экспонировал тему разлада героя с миром.
Подтверждая ту же ситуацию, эпизод однако неожиданно приводит к душевному
перелому: Дон Кихот готов к новым странствиям.


 



Постановка принесла большую творческую удачу хореографу и
вывела его в лидеры балетмейстерского творчества Азербайджана. «Дон Кихот» –
зрелая работа опытного мастера принесла ее автору и исполнителю-лидеру мощное
моральное удовлетворение, явившись вершительницей его художнических желаний.



 


Журнал «Балет» (1994, № 4) в
публикации, озаглавленной «Снова звучит музыка Кара Караева», утверждает:
«История Рыцаря Печального Образа, чьи поиски идеала разбивались при
столкновении с жестоким практицизмом жизни, где-то повторяются и сегодня. Были,
по-видимому, и всегда будут Дон Кихоты, стремящиеся к идеалу и в творчестве, и
в жизни. Их участь – в противоборстве с рутиной и далеко не всегда с благим
исходом.


Об этом новый балет бакинского
балетмейстера Рашида Ахмедова, который высвечивает в хитроумном Идальго из
Ламанчи эти качества, помогающие ему сделать акцент на том аспекте личности
героя, который, прежде всего, ассоциируется с понятием «донкихотство»…


Перебрав и проработав несколько
симфонических сочинений на данную тему (Р. Штрауса, А. Рубинштейна),
балетмейстер остановился на творении своего земляка, тем боле что, еще учась на
факультете балетной режиссуры Санкт-Петербургской консерватории имени Н. А.
Римского-Корсакова, он уже обращался к этой партитуре, поставив миниатюру на
музыку одной из ее частей, называемую «Альдонса».


Вот и теперь Р. Ахмедов
использовал «Альдонсу» в качестве музыкально-пластической увертюры к своему
«Дон Кихоту» на музыку Кара Караева.


На эту трепетную музыку дается экспозиция
образа странника, понуро бредущего по пустыне на фоне заходящего солнца. В
вечерних сумерках ему мерещатся фигуры прекрасных девушек-граций, как бы
манящих к себе мечтателя. Позднее эти три дриады обретут реальные очертания –
Китерии-Дульсинеи, Королевы и Гадалки. Последняя, словно вагнеровская парка,
предскажет персонажу гибель; Китерия станцуетс ним романтическое адажио грез, а
Королева с позором изгонит безумца из своего дворца.


Эти и другие основные эпизоды
спектакля перемежаются моментами фантастических видений, прослаиваясь сценами
бреда идальго (сценарий принадлежит самому Р. Ахмедову)… Его Дон Кихот мятущийся
и ранимый, изможденный бредовыми фантазиями, с вечной надеждой в глазах»,–
заканчивает свой материал Т. А. Бакиханов в журнале «Балет».


 


Газета «Гюнай» (9 февраля 1994
года) в заметке аналитического характера «Дон Кихот по Караеву» отмечает:
«Автор сценария несколько иначе, сообразно с балетной спецификой,
интерпретирует известный сюжет. Так, странствия Дон Кихота происходят лишь в
его воспаленном воображении, в придуманном им ирреальном мире, где видения
сменяются с карнавальной быстротой. Образы девушек-дриад, ловкой Пансы, спутницы
его странствий, трактирщицы Китерии, неожиданнейшим образом преобразовавшейся в
Дульсинею, Рыцаря Луны превращаются в преследователей, терзающих воображение
доверчивого идальго. Постановщик очень бережно отнесся к порядку следования
своих «музыкальных гравюр», используя в хореографии балета разнообразные
приемы: свободную пластику, элементы танца модерн и некоторую стилизацию
испанского  народного стиля фламенко, что
еще ярче окрасило образы, да и весь колорит балета…  в главной партии выступил сам балетмейстер,
чьи внешние данные очень убедительно совпали с образом Дон Кихота».


 
http://youtu.be/e8jdjoeuf18

Комментариев нет:

Отправить комментарий